Петербург в лирике О. Э. Мандельштама
Категория: Мендельштам О.Э.
Осип Мандельштам вырос и долгие годы жил в Петербурге, но стихов, посвященных этому городу, у него не так много. Однако некоторые из них известны, насколько могут быть известны стихи продолжительно пребывавшего в забвении автора.
Петербург Мандельштама предстает часто со своей внешней стороны, поскольку автору свойственно погружение в архитектурную тематику. У него есть стихотворения, как бы ещё выстраивающие на бумаге известные сооружения: собор Парижской Богоматери и храм Айя-София. Первым архитектурным упоминанием о Петербурге стало небольшое стихотворение о Казанском соборе ("соборе-исполине"), где мало уделено внимания зодчеству, но зато звучит мысль о благотворности смешения культур (русской и итальянской). Это понятно: Казанский собор очень напоминает римский собор Петра и Павла, а Риму Мандельштам посвятил немалую долю своих творений. Стихотворение о Казанском соборе стало преддверием цикла "Петербургские строфы". Название это носит лишь одно стихотворение, но за ним следует ряд безымянных, которые достойны быть объединенными под таким именем.
В "Петербургских строфах" — опять неизменная тематика, связанная с архитектурой. Здесь кругом образа всем знакомого лаконичного ампира ("Над желтизной правительственных зданий...") кристаллизуется "социальная архитектура" всей РФ, а сквозь современность просвечивает пушкинская пора ("чудак Евгений"). Такое смешение эпох характеризует мысль Мандельштама о единстве времени внутри культуры. Культура, как понятно, была идеалом поэта, его творчество было направлено на возрождение и укрепление культурных традиций.
Затем в сборнике "Камень" (первом сборнике поэта), составленном в хронологическом порядке, следует ещё несколько стихотворений, где в каждой строчке предстает Петербург, — неизменный, такой же, каким был до Мандельштама и остался после него: "Петра созданье, Медный наездник и гранит...", "...ветер западный с Невы". Нева, видимо, была особенно стезя сердцу поэта или крепче всего связана с образом самого города. В любом случае она не раз упоминается в белее поздних произведениях, в отличие от архитектурных сооружений, им поэт посвящал не более чем по одному стихотворению.
Для Мандельштама очень характерно стихотворение "Адмиралтейство". Здесь звучит акмеистическая формула: "...красота — не прихоть полубога, а хищный глазомер простого столяра". Явная параллель с поэтом, который из слов-камней создает свою лирику. Эта мысль звучит на протяжении всего раннего периода творчества поэта. Что касается непосредственно Адмиралтейства, то в четырех строфах автор сумел совершенно реалистично воссоздать облик здания, и этоудивительно при том небогатом наборе слов и образов, который он использовал. Интересен проект стихотворения: преодоление времени переходит в преодоление пространства, раскрываются три измерения, открывается пятая стихия, не космическая, а рукотворная — красота. При чтении возникают невольные ассоциации с Пушкиным ("Люблю тебя, Петра творенье..."), что ни в коем случае не лишает стихотворение Мандельштама самобытности.
Есть у Мандельштама и стихотворение, посвященное Исаакиевскому собору. В нем прозвучали те соображения, которые заставили Мандельштама отказаться от эмиграции. Он распрощался с Римом и Константинополем ради Петербурга, ради Исаакия. Потому что не в иноземные соборы, а аккурат в родной Исаакиевский "...влечется дух в годины тяжких бед". Здесь сохранилась истинная вера.
В более поздних стихах "Петербург" у Мандельштама превращается в "Петрополь". В этом ощущается нечто антично-пушкинское. Но, невзирая на смену наименования, град остается тем же. Все так же бьется о гранит Нева, всё те же стоят величественные здания, соборы, всё новые приходят весны. Однако в отношении Невы появились новые, странные, нотки:
Но, как Медуза, невская волна
Мне отвращенье легкое внушает.
Все эти лирические размышления неразрывно связаны с тревогой за держава, за преемственность культурного единства. Мандельштам уверен — умирает сам Петербург:
В Петрополе прозрачном мы умрем,
Где властвует над нами Прозерпина.
Мы в каждом вздохе смертный воздух пьем,
И всякий час нам смертная година.
Это трогательное стихотворение говорит о трепетном, глубоком, неизбывном чувстве к родному городу. Сюда поэт, где бы ни был, стремится как в тихую гавань, как в надежное пристанище ("В Петербурге мы сойдемся снова...", "Я вернулся в свой град, знакомый до слез...").
Стихотворения о Петербурге надобно отыскивать в лирике Мандельштама по крупицам, поскольку они разбросаны во времени. Но собрать их воедино не так уж трудно, поскольку они занимают очень небольшую нишу в его творчестве. "Петербургские" стихотворения зачастую продолжают излюбленную архитектурную тематику Мандельштама, но за одами зодчеству слышатся любовь к родному городу и преданность ему.
Петербург Мандельштама предстает часто со своей внешней стороны, поскольку автору свойственно погружение в архитектурную тематику. У него есть стихотворения, как бы ещё выстраивающие на бумаге известные сооружения: собор Парижской Богоматери и храм Айя-София. Первым архитектурным упоминанием о Петербурге стало небольшое стихотворение о Казанском соборе ("соборе-исполине"), где мало уделено внимания зодчеству, но зато звучит мысль о благотворности смешения культур (русской и итальянской). Это понятно: Казанский собор очень напоминает римский собор Петра и Павла, а Риму Мандельштам посвятил немалую долю своих творений. Стихотворение о Казанском соборе стало преддверием цикла "Петербургские строфы". Название это носит лишь одно стихотворение, но за ним следует ряд безымянных, которые достойны быть объединенными под таким именем.
В "Петербургских строфах" — опять неизменная тематика, связанная с архитектурой. Здесь кругом образа всем знакомого лаконичного ампира ("Над желтизной правительственных зданий...") кристаллизуется "социальная архитектура" всей РФ, а сквозь современность просвечивает пушкинская пора ("чудак Евгений"). Такое смешение эпох характеризует мысль Мандельштама о единстве времени внутри культуры. Культура, как понятно, была идеалом поэта, его творчество было направлено на возрождение и укрепление культурных традиций.
Затем в сборнике "Камень" (первом сборнике поэта), составленном в хронологическом порядке, следует ещё несколько стихотворений, где в каждой строчке предстает Петербург, — неизменный, такой же, каким был до Мандельштама и остался после него: "Петра созданье, Медный наездник и гранит...", "...ветер западный с Невы". Нева, видимо, была особенно стезя сердцу поэта или крепче всего связана с образом самого города. В любом случае она не раз упоминается в белее поздних произведениях, в отличие от архитектурных сооружений, им поэт посвящал не более чем по одному стихотворению.
Для Мандельштама очень характерно стихотворение "Адмиралтейство". Здесь звучит акмеистическая формула: "...красота — не прихоть полубога, а хищный глазомер простого столяра". Явная параллель с поэтом, который из слов-камней создает свою лирику. Эта мысль звучит на протяжении всего раннего периода творчества поэта. Что касается непосредственно Адмиралтейства, то в четырех строфах автор сумел совершенно реалистично воссоздать облик здания, и этоудивительно при том небогатом наборе слов и образов, который он использовал. Интересен проект стихотворения: преодоление времени переходит в преодоление пространства, раскрываются три измерения, открывается пятая стихия, не космическая, а рукотворная — красота. При чтении возникают невольные ассоциации с Пушкиным ("Люблю тебя, Петра творенье..."), что ни в коем случае не лишает стихотворение Мандельштама самобытности.
Есть у Мандельштама и стихотворение, посвященное Исаакиевскому собору. В нем прозвучали те соображения, которые заставили Мандельштама отказаться от эмиграции. Он распрощался с Римом и Константинополем ради Петербурга, ради Исаакия. Потому что не в иноземные соборы, а аккурат в родной Исаакиевский "...влечется дух в годины тяжких бед". Здесь сохранилась истинная вера.
В более поздних стихах "Петербург" у Мандельштама превращается в "Петрополь". В этом ощущается нечто антично-пушкинское. Но, невзирая на смену наименования, град остается тем же. Все так же бьется о гранит Нева, всё те же стоят величественные здания, соборы, всё новые приходят весны. Однако в отношении Невы появились новые, странные, нотки:
Но, как Медуза, невская волна
Мне отвращенье легкое внушает.
Все эти лирические размышления неразрывно связаны с тревогой за держава, за преемственность культурного единства. Мандельштам уверен — умирает сам Петербург:
В Петрополе прозрачном мы умрем,
Где властвует над нами Прозерпина.
Мы в каждом вздохе смертный воздух пьем,
И всякий час нам смертная година.
Это трогательное стихотворение говорит о трепетном, глубоком, неизбывном чувстве к родному городу. Сюда поэт, где бы ни был, стремится как в тихую гавань, как в надежное пристанище ("В Петербурге мы сойдемся снова...", "Я вернулся в свой град, знакомый до слез...").
Стихотворения о Петербурге надобно отыскивать в лирике Мандельштама по крупицам, поскольку они разбросаны во времени. Но собрать их воедино не так уж трудно, поскольку они занимают очень небольшую нишу в его творчестве. "Петербургские" стихотворения зачастую продолжают излюбленную архитектурную тематику Мандельштама, но за одами зодчеству слышатся любовь к родному городу и преданность ему.
Посмотрите другие сочинения:
Помогло ли Вам это сочинение?
Оставьте комментарий.
Оставьте комментарий.